(Вишневый сад, А. П. Чехов)

"Она одета не роскошно, но с большим вкусом. Умна, очень добра,
рассеянна; ко всем ласкается, всегда улыбка на лице".
А.П.Чехов (Письмо к О.Л. Книппер-Чеховой от 14 окт. 1903)

"Чехов испытывал к Раневской смешанные чувства: сочувствие,
нежность, осуждение. Лично мне Раневская отвратительна:
безответственная, жадная...
Забыли Фирса. Почему? Потому что для нее люди для нее - мусор.
Для нее важны только собственные интересы".
В. Токарева "Мой Чехов"

Помещицу Любовь Андреевну Раневскую все любят до обожания и жалеют до слез. Да и как не любить? Она такая милая, добрая, со всеми ласкова, никому ни в чем не может отказать. Кто ни попросит, тут же достанет кошелек и отдаст не глядя. Можно сказать, готова последнюю рубаху отдать ближнему. Правда, другой человек, если отдаст последнюю рубаху, будет ходить голым. Но Любовь Андреевна, видимо, знает секрет: деньги у нее как-то не переводятся.
Вот дочь Аня привозит ее из Парижа и жалуется старшей сестре Варе: «Дачу свою около Ментоны она уже продала, у нее ничего не осталось, ничего! У меня тоже не осталось ни копейки, едва доехали. И мама не понимает!» Казалось бы, как не понять, если в кармане пусто. Но Аня в ужасе продолжает: «Сядем на вокзале обедать, и она требует самое дорогое и на чай лакеям дает по рублю. Шарлотта тоже. Яша тоже требует себе порцию.… Ведь у мамы лакей Яша, мы привезли его сюда…»

А в следующем действии:
Любовь Андреевна (глядит в свое портмоне). Вчера было много денег, а сегодня совсем мало. Бедная моя Варя из экономии кормит всех молочным супом, на кухне старикам дают один горох, а я трачу как-то бессмысленно...
(Уронила портмоне, рассыпала золотые.) Ну, посыпались... (Ей досадно.)

И так неоднократно: откуда-то волшебным образом появляются у нее деньги в кошельке. Впрочем, не совсем волшебным: вот отдала опять случайному прохожему. Варя в отчаянии.
Варя (испуганная). Я уйду... я уйду... Ах, мамочка, дома людям есть нечего, а вы ему отдали золотой.
Любовь Андреевна. Что ж со мной, глупой, делать! Я тебе дома отдам все, что у меня есть. Ермолай Алексеич, дадите мне еще взаймы!..
Лопахин. Слушаю.

Итак, вот и разгадка: она берет деньги у одних, чтобы отдать другим. Зато все ее любят. Да и как не любить? Ведь она сама всех так любит. И Россию – просто до слез.
«Видит бог, я люблю родину, люблю нежно, я не могла смотреть из окна вагона, все плакала»,– растроганно говорит она восхищенным слушателям. Ну, правда, последние пять лет провела вдали от нее, но на это – свои причины.

А как она радуется по приезде в родные пенаты: «Детская, милая моя, прекрасная комната… Я тут спала, когда была маленькой…(Плачет.) И теперь я как маленькая…». Дальше следуют слезы и поцелуи.… Как любит своего брата, своих девочек, и всю прислугу, и даже мебель ее трогает бесконечно: «Я не могу усидеть, не в состоянии... (Вскакивает и ходит в сильном волнении.) Я не переживу этой радости... Смейтесь надо мной, я глупая... Шкафик мой родной... (Целует шкаф.) Столик мой».
Гаев. А без тебя тут няня умерла.
Любовь Андреевна (садится и пьет кофе). Да, царство небесное. Мне писали.
Это уже несколько суше прозвучало, но все в восхищении.

Конечно, есть у нее некоторые слабости. Вот и братец признает:
«Вышла за не дворянина и вела себя нельзя сказать чтобы очень добродетельно. Она хорошая, добрая, славная, я ее очень люблю, но, как там ни придумывай смягчающие обстоятельства, все же, надо сознаться, она порочна. Это чувствуется в ее малейшем движении».
Да она сама не скрывает, что не без греха:
«О, мои грехи... Я всегда сорила деньгами без удержу, как сумасшедшая, и вышла замуж за человека, который делал одни только долги. Муж мой умер от шампанского, – он страшно пил, – и на несчастье я полюбила другого, сошлась, и как раз в это время, – это было первое наказание, удар прямо в голову, – вот тут на реке... утонул мой мальчик, и я уехала за границу, совсем уехала, чтобы никогда не возвращаться, не видеть этой реки... Я закрыла глаза, бежала, себя не помня, а он за мной... безжалостно, грубо. Купила я дачу возле Ментоны, так как он заболел там, и три года я не знала отдыха ни днем, ни ночью; больной измучил меня, душа моя высохла. А в прошлом году, когда дачу продали за долги, я уехала в Париж, и там он обобрал меня, бросил, сошелся с другой, я пробовала отравиться... Так глупо, так стыдно... И потянуло вдруг в Россию, на родину, к девочке моей... (Утирает слезы.) Господи, господи, будь милостив, прости мне грехи мои! Не наказывай меня больше!»
Надо сказать, что девочку свою она вспомнила только через пять лет и не от хорошей жизни. Но Аня мамочку оправдывает:
«Шесть лет тому назад умер отец, через месяц утонул в реке брат Гриша, хорошенький семилетний мальчик. Мама не перенесла, ушла, ушла без оглядки… Как я ее понимаю, если бы она знала!»
Как тут не понять! Убежать от места трагедии – естественное желание. Но огорчение Любови Андреевны зашло так далеко, что она как-то не вспомнила про своих двух девочек (одиннадцати и восемнадцати лет), оставленных дома – на кого? На, мягко говоря, странную гувернантку? На еще более странного братца? И с чем она их оставила? С долгами. Это уже понять труднее.

На старшую приемную дочь легли все хлопоты по хозяйству и управлению имением. А младшая семнадцатилетняя дочь Аня вынуждена была ехать за матерью в Париж, чтобы доставить ее домой. Видимо, сама мамочка доехать не смогла бы. Поскольку столь молодой девице одной путешествовать не положено, ее сопровождала гувернантка Шарлотта Ивановна. Итак, посланный эскорт находит госпожу в Париже. «Мама живет на пятом этаже, прихожу к ней, у нее какие-то французы, дамы, старый патер с книжкой, и накурено, неуютно. Мне вдруг стало жаль мамы, так жаль, что я обняла ее голову, сжала руками и не могу выпустить. Мама потом все ласкалась, плакала…»
Варя (сквозь слезы) Не говори, не говори…

Да, Любовь Андреевна привыкла, что ее все жалеют до слез. А если нет, то она жалости просит и требует. Вот «вечный студент» Петя не склонен проливать слезы из-за продажи ее имения. Она ласкает его и плачет: «Пожалейте меня, хороший, добрый человек».

Трофимов. Вы знаете, я сочувствую всей душой.
Любовь Андреевна. Но надо иначе, иначе это сказать…

Когда же она понимает, что Петя не сочувствует ее роману, считает ее любовника мелким негодяем и ничтожеством, она переходит в наступление: «Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит. И надо самому любить... надо влюбляться! (Сердито.) Да, да! И у вас нет чистоты, а вы просто чистюлька, смешной чудак, урод...»

Вообще, Любовь Андреевна любит внезапно перейти от сентиментального полудетского лепета на высокомерный тон поучений. И она снисходительно бросает Лопахину (на деньги которого осыпает всех благодеяниями): «Вам не пьесы смотреть, а смотреть бы почаще на самих себя. Как вы все серо живете, как много говорите ненужного».
И любящий ее Лопахин не возражает: «Это правда. Надо прямо говорить, жизнь у нас дурацкая».

Видимо, свой образ жизни и свои речи она считает яркими и нужными. При этом глубоко презирает прозу жизни: она так любит свой дом и сад, но не сделает ровно ничего, чтобы его сохранить. И напрасно бьется с ней и ее братцем теряющий терпение Лопахин – это безнадежно: «Простите, таких легкомысленных людей, как вы, господа, таких неделовых, странных, я еще не встречал. Вам говорят русским языком, имение ваше продается, а вы точно не понимаете».
Любовь Андреевна. Что же нам делать? Научите, что?
Лопахин. Я вас каждый день учу. Каждый день я говорю все одно и то же. И вишневый сад, и землю необходимо отдать в аренду под дачи, сделать это теперь же, поскорее – аукцион на носу! Поймите! Раз окончательно решите, чтоб были дачи, так денег вам дадут сколько угодно, и вы тогда спасены.
Любовь Андреевна. Дачи и дачники – это так пошло, простите.

Эта милая, добрая и возвышенная дама совершенно не выносит пошлости, увы.
Но почему она и ее брат, никогда не то что не работавшие, но сами себя одевающие только в виде исключения, пустившие на ветер огромное состояние, пустые и ничтожные, так свысока разговаривают с человеком, сумевшим самостоятельно выбиться из нищеты и заработать состояние?
Нельзя не согласиться с Петей Трофимовым, говорящим Ане: «Владеть живыми душами – ведь это переродило всех вас, живших раньше и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней...»

Действительно, привычка жить в долг и на чужой счет к добру не приводит. В день аукциона еще почему-то теплится надежда:

Варя. Бабушка прислала ему (дяде) доверенность, чтобы он купил на ее имя с
переводом долга. Это она для Ани…

Любовь Андреевна. Ярославская бабушка прислала пятнадцать тысяч,чтобы купить имение на ее имя, – нам она не верит, – а этих денег не хватило бы даже проценты заплатить.

И как права была бабушка в своем недоверии! Ведь Любовь Андреевна, нимало не сомневаясь, просто присваивает себе эти деньги. Если один человек высылает другому доверенность и некую сумму на покупку недвижимости, то есть два варианта: или покупку совершить, или отослать деньги назад доверителю. В ином случае это банальная кража.
Но милой даме это и в голову не приходит, да и окружающим тоже.

Итак, имение продано. Все разъезжаются кто куда. Все успокоились.
Осталось бывшей хозяйке только решить две проблемы: «Уезжаю я с двумя заботами.
Первая – это больной Фирс».
Это наша типичная история: все суетились, никто не проверил.

Аня. Фирса отправили в больницу?
Яша. Я утром говорил. Отправили, надо думать.
Аня (Епиходову, который проходит через залу). Семен Пантелеич, справьтесь, пожалуйста, отвезли ли Фирса в больницу.
Яша (обиженно). Утром я говорил Егору. Что ж спрашивать по десяти раз!
Варя (за дверью). Фирса отвезли в больницу?
Аня. Отвезли.
Варя. Отчего же письмо не взяли к доктору?
Аня. Так надо послать вдогонку... (Уходит.)

В результате старика заперли в пустом доме умирать.

«Вторая моя печаль – Варя. Она привыкла рано вставать и работать, и теперь без труда она как рыба без воды. Похудела, побледнела и плачет, бедняжка...»,– говорит любящая мамочка. Она пытается сосватать ее за Лопахина.

В результате Варя отправляется в чужую семье «в экономки».

Зато милая и добрая дама отправляется за границу со спокойной совестью, ничего не оставив дочерям.
Любовь Андреевна. Да. Нервы мои лучше, это правда.
(Ане.) Девочка моя, скоро мы увидимся... Я уезжаю в Париж, буду жить там на те деньги, которые прислала твоя ярославская бабушка на покупку имения – да здравствует бабушка! – а денег этих хватит ненадолго.
Действительно, пятнадцать тысяч – смешная сумма.

Для сравнения:
Из отчетов Царевококшайской уездной земской управы 1916 года. Размеры годовых жалований (окладов) в Царевококшайске в 1903-1915 годах. Двухклассная церковноприходская школа:законоучитель -120 руб., учительница 1 класса - 240 руб., учительница 2 класса – 300 руб. Царевококшайская женская прогимназия (1906-1907 гг.): учитель русского языка – 350 руб.; учитель математики, французского языка – 300 руб. Царевококшайская женская гимназия (1912-1913 гг.): учителя с высшим образованием – 1275 руб., учителя со средним образованием – 1040 руб.
Оклады врачей и фельдшеров Царевококшайской земской больницы (1915 г.): заведующий– 1500 руб., фельдшеры – 660 руб.

Ею можно просто восхищаться! И глупенькая девочка вполне ее одобряет:
Аня. Ты, мама, вернешься скоро, скоро... не правда ли? Мы будем читать в осенние вечера, прочтем много книг, и перед нами откроется новый, чудесный мир... (Мечтает.) Мама, приезжай…

Варя (плачет) . Если бы бог помог.
Гаев . Не реви. Тетка очень богата, но нас она не любит. Сестра, во-первых, вышла замуж за присяжного поверенного, не дворянина…

Аня показывается в дверях.

Вышла за недворянина и вела себя нельзя сказать чтобы очень добродетельно. Она хорошая, добрая, славная, я ее очень люблю, но, как там ни придумывай смягчающие обстоятельства, все же, надо сознаться, она порочна. Это чувствуется в ее малейшем движении.
Варя (шепотом) . Аня стоит в дверях.
Гаев . Кого?

Пауза.

Удивительно, мне что-то в правый глаз попало… плохо стал видеть. И в четверг, когда я был в окружном суде…

Входит Аня.

Варя . Что же ты не спишь, Аня?
Аня . Не спится. Не могу.
Гаев . Крошка моя. (Целует Ане лицо, руки.) Дитя мое… (Сквозь слезы.) Ты не племянница, ты мой ангел, ты для меня все. Верь мне, верь…
Аня . Я верю тебе, дядя. Тебя все любят, уважают… но, милый дядя, тебе надо молчать, только молчать. Что ты говорил только что про мою маму, про свою сестру? Для чего ты это говорил?
Гаев . Да, да… (Ее рукой закрывает себе лицо.) В самом деле, это ужасно! Боже мой! Боже, спаси меня! И сегодня я речь говорил перед шкафом… как глупо! И только когда кончил, понял, что глупо.
Варя . Правда, дядечка, вам надо бы молчать. Молчите себе, и все.
Аня . Если будешь молчать, то тебе же самому будет покойнее.
Гаев . Молчу. (Целует Ане и Варе руки.) Молчу. Только вот о деле. В четверг я был в окружном суде, ну, сошлась компания, начался разговор о том, сем, пятое-десятое, и, кажется, вот можно будет устроить заем под векселя, чтобы заплатить проценты в банк.
Варя . Если бы господь помог!
Гаев . Во вторник поеду, еще раз поговорю. (Варе.) Не реви. (Ане.) Твоя мама поговорит с Лопахиным; он, конечно, ей не откажет… А ты, как отдохнешь, поедешь в Ярославль к графине, твоей бабушке. Вот так и будем действовать с трех концов - и дело наше в шляпе. Проценты мы заплатим, я убежден… (Кладет в рот леденец.) Честью моей, чем хочешь, клянусь, имение не будет продано! (Возбужденно.) Счастьем моим клянусь! Вот тебе моя рука, назови меня тогда дрянным, бесчестным человеком, если я допущу до аукциона! Всем существом моим клянусь!
Аня (спокойное настроение вернулось к ней, она счастлива) . Какой ты хороший, дядя, какой умный! (Обнимает дядю.) Я теперь покойна! Я покойна! Я счастлива!

Входит Фирс.

Фирс (укоризненно) . Леонид Андреич, бога вы не боитесь! Когда же спать?
Гаев . Сейчас, сейчас. Ты уходи, Фирс. Я уж, так и быть, сам разденусь. Ну, детки, бай-бай… Подробности завтра, а теперь идите спать. (Целует Аню и Варю.) Я человек восьмидесятых годов… Не хвалят это время, но все же могу сказать, за убеждения мне доставалось немало в жизни. Недаром меня мужик любит. Мужика надо знать! Надо знать, с какой…
Аня . Опять ты, дядя!
Варя . Вы, дядечка, молчите.
Фирс (сердито) . Леонид Андреич!
Гаев . Иду, иду… Ложитесь. От двух бортов в середину! Кладу чистого… (Уходит, за ним семенит Фирс.)
Аня . Я теперь покойна. В Ярославль ехать не хочется, я не люблю бабушку, но все же я покойна. Спасибо, дяде. (Садится.)
Варя . Надо спать. Пойду. А тут без тебя было неудовольствие. В старой людской, как тебе известно, живут одни старые слуги: Ефимьюшка, Поля, Евстигней, ну и Карп. Стали они пускать к себе ночевать каких-то проходимцев - я промолчала. Только вот, слышу, распустили слух, будто я велела кормить их одним только горохом. От скупости, видишь ли… И это все Евстигней… Хорошо, думаю. Коли так, думаю, то погоди же. Зову я Евстигнея… (Зевает.) Приходит… Как же ты, говорю, Евстигней… дурак ты этакой… (Поглядев на Аню.) Анечка!..

Пауза.

Заснула!.. (Берет Аню под руку.) Пойдем в постельку… Пойдем!.. (Ведет ее.) Душечка моя уснула! Пойдем…

Идут.
Далеко за садом пастух играет на свирели.
Трофимов идет через сцену и, увидев Варю и Аню, останавливается.

Тсс… Она спит… спит… Пойдем, родная.
Аня (тихо, в полусне) . Я так устала… все колокольчики… Дядя… милый… и мама и дядя…
Варя . Пойдем, родная, пойдем… (Уходит в комнату Ани.)
Трофимов (в умилении) . Солнышко мое! Весна моя!

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Поле. Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка, возле нее колодец, большие камни, когда-то бывшие, по-видимому, могильными плитами, и старая скамья. Видна дорога в усадьбу Гаева. В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинается вишневый сад. Вдали ряд телеграфных столбов, и далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой город, который бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду. Скоро сядет солнце. Шарлотта, Яша и Дуняша сидят на скамье: Епиходов стоит возле и играет на гитаре; все сидят задумавшись, Шарлотта в старой фуражке; она сняла с плеч ружье и поправляет пряжку на ремне.

Шарлотта (в раздумье) . У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне все кажется, что я молоденькая. Когда я была маленькой девочкой, то мой отец и мамаша ездили по ярмаркам и давали представления, очень хорошие. А я прыгала salto mortаle и разные штучки. И когда папаша и мамаша умерли, меня взяла к себе одна немецкая госпожа и стала меня учить. Хорошо. Я выросла, потом пошла в гувернантки. А откуда я и кто я - не знаю… Кто мои родители, может, они не венчались… не знаю. (Достает из кармана огурец и ест.) Ничего не знаю.

Пауза.

Так хочется поговорить, а не с кем… Никого у меня нет.
Епиходов (играет на гитаре и поет) . «Что мне до шумного света, что мне друзья и враги…» Как приятно играть на мандолине!
Дуняша . Это гитара, а не мандолина. (Глядится в зеркальце и пудрится.)
Епоходов . Для безумца, который влюблен, это мандолина… (Напевает.) «Было бы сердце согрето жаром взаимной любви…»

Яша подпевает.

Шарлотта . Ужасно поют эти люди… фуй! Как шакалы.
Дуняша (Яше) . Все-таки какое счастье побывать за границей.
Яша . Да, конечно. Не могу с вами не согласиться. (Зевает, потом закуривает сигару.)
Епиходов . Понятное дело. За границей все давно уж в полной комплекции.
Яша . Само собой.
Епиходов . Я развитой человек, читаю разные замечательные книги, но никак не могу понять направления, чего мне, собственно, хочется, жить мне или застрелиться, собственно говоря, но тем не менее я всегда ношу при себе револьвер. Вот он… (Показывает револьвер.)
Шарлотта . Кончила. Теперь пойду. (Надевает ружье.) Ты, Епиходов, очень умный человек, и очень страшный; тебя должны безумно любить женщины. Бррр! (Идет.) Эти умники все такие глупые, не с кем мне поговорить… Все одна, одна, никого у меня нет и… и кто я, зачем я, неизвестно… (Уходит не спеша.)
Епоходов . Собственно говоря, не касаясь других предметов, я должен выразиться о себе, между прочим, что судьба относится ко мне без сожаления, как буря к небольшому кораблю. Если, допустим, я ошибаюсь, тогда зачем же сегодня утром я просыпаюсь, к примеру сказать, гляжу, а у меня на груди страшной величины паук… Вот такой. (Показывает обеими руками.) И тоже квасу возьмешь, чтобы напиться, а там, глядишь, что-нибудь в высшей степени неприличное, вроде таракана.

Пауза.

Вы читали Бокля?

Пауза.

Я желаю побеспокоить вас, Авдотья Федоровна, на пару слов.
Дуняша . Говорите.
Епиходов . Мне бы желательно с вами наедине… (Вздыхает.)
Дуняша (смущенно) . Хорошо… только сначала принесите мне мою тальмочку… Она около шкафа… Тут немножко сыро…
Епиходов . Хорошо-с… принесу-с… Теперь я знаю, что мне делать с моим револьвером… (Берет гитару и уходит, наигрывая.)
Яша . Двадцать два несчастья! Глупый человек, между нами говоря. (Зевает.)
Дуняша . Не дай бог, застрелится.

Пауза.

Я стала тревожная, все беспокоюсь. Меня еще девочкой взяли к господам, я теперь отвыкла от простой жизни, и вот руки белые-белые, как у барышни. Нежная стала, такая деликатная, благородная, всего боюсь… Страшно так. И если вы, Яша, обманете меня, то я не знаю, что будет с моими нервами.
Яша (целует ее) . Огурчик! Конечно, каждая девушка должна себя помнить, и я больше всего не люблю, ежели девушка дурного поведения.
Дуняша . Я страстно полюбила вас, вы образованный, можете обо всем рассуждать.

Пауза.

Яша (зевает) . Да-с… По-моему, так: ежели девушка кого любит, то она, значит, безнравственная.

Пауза.

Приятно выкурить сигарету на чистом воздухе… (Прислушивается.) Сюда идут… Это господа…

Дуняша порывисто обнимает его.

Идите домой, будто ходили на реку купаться, идите этой дорожкой, а то встретятся и подумают про меня, будто я с вами на свидании. Терпеть этого не могу.
Дуняша (тихо кашляет) . У мена от сигары голова разболелась… (Уходит.)

Яша остается, сидит возле часовни. Входят Любовь Андреевна, Гаев и Лопахин.

Лопахин . Надо окончательно решить, - время не ждет. Вопрос ведь совсем пустой. Согласны вы отдать землю под дачи или нет? Ответьте одно слово: да или нет? Только одно слово!
Любовь Андреевна . Кто это здесь курит отвратительные сигары… (Садится.)
Гаев . Вот железную дорогу построили, и стало удобно. (Садится.) Съездили в город и позавтракали… желтого в середину! Мне бы сначала пойти в дом, сыграть одну партию…
Любовь Андреевна . Успеешь.
Лопахин . Только одно слово! (Умоляюще.) Дайте же мне ответ!
Гаев (зевая) . Кого?
Любовь Андреевна (глядит в свое портмоне) . Вчера было много денег, а сегодня совсем мало. Бедная моя Варя из экономии кормит всех молочным супом, на кухне старикам дают один горох, а я трачу как-то бессмысленно. (Уронила портмоне, рассыпала золотые.) Ну, посыпались… (Ей досадно.)
Яша . Позвольте, я сейчас подберу. (Собирает монеты.)
Любовь Андреевна . Будьте добры, Яша. И зачем я поехала завтракать… Дрянной ваш ресторан с музыкой, скатерти пахнут мылом… Зачем так много пить, Леня? Зачем так много есть? Зачем так много говорить? Сегодня в ресторане ты говорил опять много и все некстати. О семидесятых годах, о декадентах. И кому? Половым говорить о декадентах!
Лопахин . Да.
Гаев (машет рукой) . Я неисправим, это очевидно… (Раздраженно, Яше.) Что такое, постоянно вертишься перед глазами…
Яша (смеется) . Я не мог без смеха вашего голоса слышать.
Гаев (сестре) . Или я, или он…
Любовь Андреевна . Уходите, Яша, ступайте…
Яша (отдает Любови Андреевне кошелек) . Сейчас уйду. (Едва удерживается от смеха.) Сию минуту… (Уходит.)
Лопахин . Ваше имение собирается купить богач Дериганов. На торги, говорят, приедет сам лично.
Любовь Андреевна . А вы откуда слышали?
Лопахин . В городе говорят.
Гаев . Ярославская тетушка обещала прислать, а когда и сколько пришлет, неизвестно…
Лопахин . Сколько она пришлет? Тысяч сто? Двести?
Любовь Андреевна . Ну… Тысяч десять - пятнадцать, и на том спасибо.
Лопахин . Простите, таких легкомысленных людей, как вы, господа, таких неделовых, странных, я еще не встречал. Вам говорят русским языком, имение ваше продается, а вы точно не понимаете.
Любовь Андреевна . Что же нам делать? Научите, что?
Лопахин . Я вас каждый день учу. Каждый день я говорю все одно и то же. И вишневый сад и землю необходимо отдать в аренду под дачи, сделать это теперь же, поскорее, - аукцион на носу! Поймите! Раз окончательно решите, чтобы были дачи, так денег вам дадут сколько угодно, и вы тогда спасены.
Любовь Андреевна . Дачи и дачники - это так пошло, простите.
Гаев . Совершенно с тобой согласен.
Лопахин . Я или зарыдаю, или закричу, или в обморок упаду. Не могу! Вы меня замучили! (Гаеву.) Баба вы!
Гаев . Кого?
Лопахин . Баба! (Хочет уйти.)
Любовь Андреевна (испуганно) . Нет, не уходите, останьтесь, голубчик. Прошу вас. Может быть, надумаем что-нибудь!
Лопахин . О чем тут думать!
Любовь Андреевна . Не уходите, прошу вас. С вами все-таки веселее.

Пауза.

Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом.
Гаев (в глубоком раздумье) . Дуплет в угол… Круазе в середину…
Любовь Андреевна . Уж очень много мы грешили…
Лопахин . Какие у вас грехи…
Гаев (кладет в рот леденец) . Говорят, что я все свое состояние проел на леденцах… (Смеется.)
Любовь Андреевна. О, мои грехи… Я всегда сорила деньгами без удержу, как сумасшедшая, и вышла замуж за человека, который делал одни только долги. Муж мой умер от шампанского, - он страшно пил, - и, на несчастье, я полюбила другого, сошлась, и как раз в это время, - это было первое наказание, удар прямо в голову, - вот тут на реке… утонул мой мальчик, и я уехала за границу, совсем уехала, чтобы никогда не возвращаться, не видеть этой реки… Я закрыла глаза, бежала, себя не помня, а он за мной… безжалостно, грубо. Купила я дачу возле Ментоны, так как он заболел там, и три года я не знала отдыха ни днем, ни ночью; больной измучил меня, душа моя высохла. А в прошлом году, когда дачу продали за долги, я уехала в Париж, и там он обобрал меня, бросил, сошелся с другой, я пробовала отравиться… Так глупо, так стыдно… И потянуло вдруг в Россию, на родину, к девочке моей… (Утирает слезы.) Господи, господи, будь милостив, прости мне грехи мои! Не наказывай меня больше! (Достает из кармана телеграмму.) Получила сегодня из Парижа… Просит прощения, умоляет вернуться… (Рвет телеграмму.) Словно где-то музыка. (Прислушивается.)
Гаев . Это наш знаменитый еврейский оркестр. Помнишь, четыре скрипки, флейта и контрабас.
Любовь Андреевна . Он еще существует? Его бы к нам зазвать как-нибудь, устроить вечерок.
Лопахин (прислушивается) . Не слыхать… (Тихо напевает.) «И за деньги русака немцы офранцузят». (Смеется.) Какую я вчера пьесу смотрел в театре, очень смешно.
Любовь Андреевна . И, наверное, ничего нет смешного. Вам не пьесы смотреть, а смотреть бы почаще на самих себя. Как вы все серо живете, как много говорите ненужного.
Лопахин . Это правда. Надо прямо говорить, жизнь у нас дурацкая…

Пауза.

Мой папаша был мужик, идиот, ничего не понимал, меня не учил, а только бил спьяна, и все палкой. В сыщности, и я такой же болван и идиот. Ничему не обучался, почерк у меня скверный, пишу я так, что от людей совестно, как свинья.
Любовь Андреевна . Жениться вам нужно, мой друг.
Лопахин . Да… Это правда.
Любовь Андреевна . На нашей бы Варе. Она хорошая девушка.
Лопахин . Да.
Любовь Андреевна . Она у меня из простых, работает целый день, а главное, вас любит. Да и вам-то давно нравится.
Лопахин . Что же? Я не прочь… Она хорошая девушка.

Пауза.

Гаев . Мне предлагают место в банке. Шесть тысяч в год… Слыхала?
Любовь Андреевна . Где тебе! Сиди уж…

Фирс входит; он принес пальто.

Фирс (Гаеву) . Извольте, сударь, надеть, а то сыро.
Гаев (надевает пальто) . Надоел ты, брат.
Фирс . Нечего там… Утром уехали, не сказавшись. (Оглядывает его.)
Любовь Андреевна . Как ты постарел, Фирс!
Фирс . Чего изволите?
Лопахин . Говорят, ты постарел очень!
Фирс . Живу давно. Меня женить собирались, а вашего папаши еще на свете не было… (Смеется.) А воля вышла, я уже старшим камердинером был. Тогда я не согласился на волю, остался при господах…

Пауза.

И помню, все рады, а чему рады, и сами не знают.
Лопахин . Прежде очень хорошо было. По крайней мере, драли.
Фирс (не расслышав) . А еще бы. Мужики при господах, господа при мужиках, а теперь все враздробь, не поймешь ничего.
Гаев . Помолчи, Фирс. Завтра мне нужно в город. Обещали познакомить с одним генералом, который может дать под вексель.
Лопахин . Ничего у вас не выйдет. И не заплатите вы процентов, будьте покойны.
Любовь Андреевна . Это он бредит. Никаких генералов нет.

Входят Трофимов, Аня и Варя.

Гаев . А вот и наши идут.
Аня . Мама сидит.
Любовь Андреевна (нежно) . Иди, иди… Родные мои… (Обнимая Аню и Варю.) Если бы вы обе знали, как я вас люблю. Садитесь рядом, вот так.

Все усаживаются.

Лопахин . Наш вечный студент все с барышнями ходит.
Трофимов . Не ваше дело.
Лопахин . Ему пятьдесят лет скоро, а он все еще студент.
Трофимов . Оставьте ваши дурацкие шутки.
Лопахин . Что же ты, чудак, сердишься?
Трофимов . А ты не приставай.
Лопахин (смеется) . Позвольте вас спросить, как вы обо мне понимаете?
Трофимов . Я, Ермолай Алексеич, так понимаю: вы богатый человек, будете скоро миллионером. Вот как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь, который съедает все, что попадается ему на пути, так и ты нужен.

Все смеются.

Варя . Вы, Петя, расскажите лучше о планетах.
Любовь Андреевна . Нет, давайте продолжим вчерашний разговор.
Трофимов . О чем это?
Гаев . О гордом человеке.
Трофимов . Мы вчера говорили долго, но ни к чему не пришли. В гордом человеке, в вашем смысле, есть что-то мистическое. Быть может, вы и правы по-своему, но если рассуждать попросту, без затей, то какая там гордость, есть ли в ней смысл, если человек физиологически устроен неважно, если в своем громадном большинстве он груб, неумен, глубоко несчастлив. Надо перестать восхищаться собой. Надо бы только работать.
Гаев . Все равно умрешь.
Трофимов . Кто знает? И что значит умрешь? Быть может, у человека сто чувств и со смертью погибают только пять, известных нам, а остальные девяносто пять остаются живы.
Любовь Андреевна . Какой вы умный, Петя!..
Лопахин (иронически) . Страсть!
Трофимов . Человечество идет вперед, совершенствуя свои силы. Все, что недосягаемо для него теперь, когда-нибудь станет близким, понятным, только вот надо работать, помогать всеми силами тем, кто ищет истину. У нас, в России, работают пока очень немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока не способно. Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят «ты», с мужиками обращаются, как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют, а между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота… И, очевидно, все хорошие разговоры у нас для того только чтобы отвести глаза себе и другим. Укажите мне, где у нас ясли, о которых говорят так много и часто, где читальни? О них только в романах пишут, на деле же их нет совсем. Есть только грязь, пошлость, азиатчина… Я боюсь и не люблю очень серьезных физиономий, боюсь серьезных разговоров. Лучше помолчим!
Лопахин . Знаете, я встаю в пятом часу утра, работаю с утра до вечера, ну, у меня постоянно деньги свои и чужие, и я вижу, какие кругом люди. Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей. Иной раз, когда не спится, я думаю: «Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами…»
Любовь Андреевна . Вам понадобились великаны… Они только в сказках хороши, а так они пугают.

В глубине сцены проходит Епиходов и играет на гитаре.

(Задумчиво.) Епиходов идет…
Аня (задумчиво) . Епиходов идет…
Гаев . Солнце село, господа.
Трофимов . Да.
Гаев (негромко, как бы декламируя) . О природа, дивная, ты блещешь вечным сиянием, прекрасная и равнодушная, ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и смерть, ты живишь и разрушаешь…
Варя (умоляюще) . Дядечка!
Аня . Дядя, ты опять!
Трофимов . Вы лучше желтого в середину дуплетом.
Гаев . Я молчу, молчу.

Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздался отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный.

Любовь Андреевна . Это что?
Лопахин . Не знаю. Где-нибудь далеко в шахтах сорвалась бадья. Но где-нибудь очень далеко.
Гаев . А может быть, птица какая-нибудь… вроде цапли.
Трофимов . Или филин…
Любовь Андреевна (вздрагивает) . Неприятно почему-то.

Пауза.

Фирс . Перед несчастьем тоже было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь.
Гаев . Перед каким несчастьем?
Фирс . Перед волей.

Пауза.

Любовь Андреевна . Знаете, друзья, пойдемте, уже вечереет. (Ане.) У тебя на глазах слезы… Что ты, девочка? (Обнимает ее.)
Аня . Это так, мама. Ничего.
Трофимов . Кто-то идет.

Показывается прохожий в белой потасканной фуражке, в пальто; он слегка пьян.

Прохожий . Позвольте вас спросить, могу ли я пройти здесь прямо на станцию?
Гаев . Можете. Идите по этой дороге.
Прохожий . Чувствительно вам благодарен. (Кашлянув.) Погода превосходная… (Декламирует.) Брат мой, страдающий брат… выдь на Волгу, чей стон… (Варе.) Мадемуазель, позвольте голодному россиянину копеек тридцать…

Варя испугалась, вскрикивает.

Лопахин (сердито) . Всякому безобразию есть свое приличие!
Любовь Андреевна (оторопев) . Возьмите… вот вам… (Ищет в портмоне.) Серебра нет… Все равно, вот вам золотой…
Прохожий . Чувствительно вам благодарен! (Уходит.)

Смех.

Варя (испуганная) . Я уйду… я уйду… Ах, мамочка, дома людям есть нечего, а вы ему отдали золотой.
Любовь Андреевна . Что же со мной, глупой, делать! Я тебе дома отдам все, что у меня есть. Ермолай Алексеич, дадите мне еще взаймы!..
Лопахин . Слушаю.
Любовь Андреевна . Пойдемте, господа, пора. А тут, Варя, мы тебя совсем просватали, поздравляю.
Варя (сквозь слезы) . Этим, мама, шутить нельзя.
Лопахин . Охмелия, иди в монастырь…
Гаев . А у меня дрожат руки: давно не играл на бильярде.
Лопахин . Охмелия, о нимфа, помяни меня в твоих молитвах!
Любовь Андреевна . Идемте, господа. Скоро ужинать.
Варя . Напугал он меня. Сердце так и стучит.
Лопахин . Напоминаю вам, господа: двадцать второго августа будет продаваться вишневый сад. Думайте об этом!.. Думайте!..

Уходят все, кроме Трофимова и Ани.

Аня (смеясь) . Спасибо прохожему, напугал Варю, теперь мы одни.
Трофимов . Варя боится, а вдруг мы полюбим друг друга, и целые дни не отходит от нас. Она своей узкой головой не может понять, что мы выше любви. Обойти то мелкое и призрачное, что мешает быть свободным и счастливым, вот цель и смысл нашей жизни. Вперед! Мы идем неудержимо к яркой звезде, которая горит там вдали! Вперед! Не отставай, друзья!
Аня (всплескивая руками) . Как хорошо вы говорите!

Пауза.

Сегодня здесь дивно!
Трофимов . Да, погода удивительная.
Аня . Что вы со мной сделали, Петя, отчего я уже не люблю вишневого сада, как прежде. Я любила его так нежно, мне казалось, на земле нет лучше места, как наш сад.
Трофимов . Вся Россия наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест.

Пауза.

Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов… Владеть живыми душами - ведь это переродило всех вас, живших раньше и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя, уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней… Мы отстали по крайней мере лет на двести, у нас нет еще ровно ничего, нет определенного отношения к прошлому, мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку. Ведь так ясно, чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом. Поймите это, Аня.
Аня . Дом, в котором мы живем, давно уже не наш дом, и я уйду, даю вам слово.
Трофимов . Если у вас есть ключи от хозяйства, то бросьте их в колодец и уходите. Будьте свободны как ветер.
Аня (в восторге) . Как хорошо вы сказали!
Трофимов . Верьте мне, Аня, верьте! Мне еще нет тридцати, я молод, я еще студент, но я уже столько вынес! Как зима, так я голоден, болен, встревожен, беден, как нищий, и - куда только судьба не гоняла меня, где я только не был! И все же душа моя всегда, во всякую минуту, и днем и ночью, была полна неизъяснимых предчувствий. Я предчувствую счастье, Аня, я уже вижу его…

Раневская в системе образов героинь Чехова

Пьеса «Вишневый сад» стала лебединой песней А.П. Чехова, заняв на долгие годы подмостки мировых театров. Успех этого произведения был обусловлен не только его тематикой, вызывающей споры по сей день, но и образами, которые создал Чехов. Для него присутствие женщин в произведениях было очень важным: « Без женщины повесть, что без паров машина» – написал он одному из своих знакомых. В начале ХХ века роль женщины в обществе начала меняться. Образ Раневской в пьесе «Вишневый сад» стал ярким шаржем на эмансипированных современниц Антона Павловича, которых он наблюдал в большом количестве в Монте-Карло.

Чехов тщательно прорабатывал каждый женский образ: мимику, жесты, манеры, речь, ведь через них он передавал представление о характере и чувствах, владеющими героинями. Внешний облик и имя так же способствовали этому.

Образ Раневской Любови Андреевны стал одним из самых спорных, и во многом это произошло благодаря актрисам, играющим эту роль. Сам же Чехов писал, что: « Раневскую играть не трудно, надо только с самого начала верный тон взять…». Ее образ сложен, однако в нем нет противоречий, так как она верна своей внутренней логике поведения.

История жизни Раневской

Описание и характеристика Раневской в пьесе «Вишневый сад» дается через ее рассказ о себе, со слов других героев и авторские ремарки. Знакомство с центральным женским персонажем начинается буквально с первых реплик, а история жизни Раневской раскрывается в первом же действии. Любовь Андреевна возвратилась из Парижа, где прожила пять лет, причем возвращение это было вызвано острой необходимостью решения вопроса о судьбе имения, выставленного на аукцион за долги.

Любовь Андреевна вышла замуж за «присяжного поверенного, недворянина…», «который делал одни только долги», так еще и «страшно пил» и «умер от шампанского». Была ли она счастлива в этом браке? Навряд ли. После смерти мужа Раневская «на несчастье» влюбилась в другого. Но ее страстный роман длился недолго. Трагически погиб ее малолетний сын, и чувствуя себя виноватой, Любовь Андреевна навсегда уезжает за границу. Однако ее любовник поехал за ней «безжалостно, грубо», и после нескольких лет мучительных страстей «он обобрал… бросил, сошелся с другой», а она в свою очередь пробует отравиться. Семнадцатилетняя дочь Аня приезжает за матерью в Париж. Как ни странно, но эта юная девушка отчасти понимает свою мать и жалеет ее. На протяжении всей пьесы видны искренняя любовь и привязанность дочери. Пробыв в России всего пять месяцев, Раневская сразу же после продажи имения, взяв деньги, предназначенные для Ани, возвращается в Париж к своему любовнику.

Характеристика Раневской

С одной стороны Раневская это красивая женщина, образованная, с тонким чувством прекрасного, добрая и щедрая, которую любят окружающие, но ее недостатки граничат с пороком и поэтому так заметны. « Хороший она человек. Легкий, простой»- говорит Лопахин. Он искренне любит ее, но его любовь так ненавязчива, что ни кто не догадывается об этом. Почти тоже самое говорит и ее брат: «Она хорошая, добрая, славная…» но она «порочна. Это чувствуется в ее малейшем движении».

О ее неумении распоряжаться деньгами говорят абсолютно все действующие лица, и она сама это прекрасно понимает: « Я всегда сорила деньгами без удержу, как сумасшедшая…»; «…у нее ничего не осталось. И мама не понимает!», говорит Аня, «Сестра не отвыкла еще сорить деньгами»- вторит ей Гаев. Раневская привыкла жить не отказывая себе в удовольствиях, и если ее родные стараются ужать свои расходы, то у Любови Андреевны это просто не получается, она готова отдать последние деньги случайному прохожему, хотя Варе нечем кормить домочадцев.

На первый взгляд переживания Раневской очень глубоки, однако если обратить внимание на авторские ремарки, то становиться понятно, что это лишь видимость. Например, ожидая в волнении брата с аукциона, она напевает лезгинку. И это яркий пример всего ее существа. Она как бы дистанцируется от неприятных моментов, стараясь заполнить их действиями, способных принести положительные эмоции. Фраза, характеризующая Раневскую из «Вишневого сада»: « Не надо обманывать себя, надо хоть раз в жизни взглянуть правде прямо в глаза», говорит о том, что Любовь Андреевна оторвана от реальности, застряв в своем мире.

«О, сад мой! После темной ненастной осени и хо¬лодной зимы опять ты молод, полон счастья, анге¬лы небесные не покинули тебя…» – такими словами приветствует Раневская сад после долгой разлуки, сад, без которого она «не понимает своей жизни», с которым неразрывно связаны ее детство и юность. И, кажется, что Любовь Андреевна любит свое имение, и жить без него не сможет, однако предпринять какие- то попытки для его спасения она не старается, тем самым предав его. Большую часть пьесы Раневская надеется, что вопрос с имением решится сам собой, без ее участия, хотя именно ее решение является главным. Хотя предложение Лопахина самый реальный способ его спасти. Купец предчувствует будущее, говоря, что вполне возможно, что «дачник … займется хозяйством, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным», ведь на данный момент сад находится в запущенном состоянии, и не приносит ни пользы, ни прибили своим хозяевам.

Для Раневской вишневый сад значил ее неотрывную связь с прошлым и ее родовой привязанностью к Родине. Она часть его, так же как и он часть ее. Она осознает, что продажа сада это неизбежная плата за прошлую жизнь, и это видно в ее монологе о грехах, в котором она их осознает и принимает на себя, прося Господа не посылать больших испытаний, а продажа имения становится их своеобразным искуплением: «Нервы мои лучше… Я сплю хорошо».

Раневская – это отголосок культурного прошлого, истончающегося буквально на глазах и исчезающего из настоящего. Прекрасно осознавая пагубность своей страсти, понимая, что эта любовь тянет ее на дно, она возвращается в Париж, зная, что «денег этих хватит ненадолго».

Очень странно на этом фоне выглядит любовь к дочерям. Приемная дочь, мечтающая уйти в монастырь, устраивается в экономки к соседям, так как у нее нет хотя бы ста рублей для пожертвования, а мать, просто не придает этому значения. Родная дочь Аня, оставленная в двенадцатилетнем возрасте на попечение безалаберного дяди, в старом имении очень переживает за будущее своей матери, и опечалена скорым расставанием. «…я буду работать, тебе помогать…» – говорит юная девушка, которая еще не знакома с жизнью.

Дальнейшая судьба Раневской весьма неясна, хотя сам Чехов сказал, что: «Такую женщину может угомонить только смерть».

Характеристика образаи описание жизни героини пьесы пригодится ученикам 10 классов при подготовке сочинения на тему «Образ Раневской в пьесе «Вишневый сад» Чехова».

Тест по произведению

Подружка лучшая моя,
Тебя хочу поздравить я
И в день рожденья пожелать
Еще роднее со мной стать.

С тобой мы вместе много лет,
Секретов между нами нет.
Поддержишь словом ты меня,
В тебе всегда полно огня.

Подруга, будь всегда счастливой,
Здоровой, яркой и красивой.
Удачи, нежности, добра!
Люблю тебя. Тебе ура!

Милая, лучшая, добрая, славная,
Слово скажу, ничего не тая.
Сколько исполнилось - это не главное,
Лучшая ты из подруг у меня!

Столько с тобою одною пережито,
Столько пролили совместно мы слез.
Пусть всё плохое останется в прошлом,
В будущем - счастье и море из роз!

Я поздравляю тебя с днем рождения.
Счастья тебе и любви, красоты.
Будь шаловливой и в меру серьезной.
И исполнения заветной мечты!

С днём рождения поздравляю!
Ты - мой близкий человек.
Я люблю тебя, родная,
Будь счастливой без помех.

Пусть прекрасные букеты
Упадут к твоим ногам -
Невзирая на приметы
И назло любым годам.

Радость будет, только верь ты,
Как награда за заслуги:
Станет жизнь, как в киноленте,
Моя лучшая подруга!

Подруга дней моих суровых
И самых светлых, ясных дней!
Всегда со мной, моя опора,
Советчик, критик, нет мудрей.

Тебя поздравить - дело чести.
И пожелать хотела б я
Звезду с небес, алмазов в небе,
Алели чтобы паруса.

Я б в день рождения сказала
Тот самый длинный, вечный тост,
Где, как всегда, всем рассказала
О дружбе сквозь призму годов.

Подруга лучшая не часто
Дается в жизни, на пути.
Я с днем рождения поздравлю
Тебя, ты - часть моей судьбы.

Чтобы лучшею подругой
Без сомнений называть,
Нужно многие невзгоды
Вместе преодолевать.

Мы давно пуд соли съели,
Растворив его в слезах,
Но сегодня - только радость,
Счастья искорки в глазах!

С днем рождения, родная!
Будь желанна и мила,
Будь всегда такой счастливой,
Будь задорна, весела.

Пусть от года к году крепнет
Твой семейный дружный круг,
Пусть теплом надежным греет
Доброта любимых рук!

Для тебя, моя подружка,
В день рождения все цветы.
Будь любима, будь счастливой,
Пусть исполнятся мечты!

И сияют пусть от счастья
И от радости глаза.
Пусть улыбка не угаснет,
Будь красивою всегда!

Спешу поздравить с днем рождения.
Несу, восторга не тая,
Тебе стихи и восхищение,
Подруга лучшая моя.

Ты воплощенье обаяния,
И повторю я вновь и вновь:
Пусть все исполнятся желания,
Пусть будут вера и любовь.

Желаю быть всегда такою:
Успешной, радостною быть.
Я просто счастлива с тобою,
Моя хорошая, дружить.

Желаю радужных рассветов,
Побольше смеха, меньше слез.
Подарков дорогих. При этом
Не задирай ты только нос.

Пусть дарят брюлики, одежду...
Ну и, конечно же, цветы.
Пусть не умрет в тебе надежда,
Пусть всех счастливей будешь ты!

Для меня ты дорогая,
Очень близкая, родная,
Лучший в жизни человек,
Ты подруга мне навек!

С днем рождения, скажу,
Поздравляю и люблю,
Будь всегда счастливой в жизни,
Исполненья всех капризов.

Будет пусть любовь крепка,
Наша дружба так прочна,
Пусть дела осуществятся,
Все мечты в жизнь воплотятся!

Пусть твой день рожденья наполнят
Подарки, цветы, комплименты.
И в жизни твоей происходят
Приятные только моменты.

Ты лучшая в мире подруга,
Тебя как сестру обожаю,
Любви, много денег и счастья
Тебе от души пожелаю.

Всегда будь такой же прекрасной,
С такой же душой молодой.
Пусть только любимые люди
Всегда будут рядом с тобой.

Тебе желаю быть счастливой,
Не зная горести и бед,
Любить и быть в ответ любимой,
Еще на много-много лет.

Пусть красота твоя, как солнце,
Сияет ярко и для всех,
И добротою отзовется
В сердцах людей твой звонкий смех.

Тебе, подружка, я желаю,
Такой же интересной быть.
Очарованьем привлекая,
Мужчин с ума всегда сводить.